Messerschmitt Bf.109G-6  Яна Режняка

Одно из последних интервью аса (по материалам http://www.nazdar.ru)

- Почему в клубе люди, которые воевали на противоположной стороне фронта, чем вы?

Мы там все друзья. Например, Франтишек Пержина (знаменитый чешский ас), воевал против меня, но мы друзья.

- Вы поддерживаете с ним связь?

Да.

- После войны вы как инструктор летали в Простейове. Встретили вы там кроме Пержины какого-нибудь другого лётчика с запада, обвиняли вас за то, что воевали на стороне немцев, то есть против них?

Никто мне не сказал ничего. Чешские офицеры Дуда и Вилдомец хотели, чтобы я был офицером. Им был всё равно, что я словак. А вот за словаков наоборот мне было стыдно. Я слышал как Штаудер (воевал вместе с Режняком, сбил 12 советских самолётов, но потом перешёл на сторону Красной Армии) говорил: "Вот Режняк воевал против русских, а его назначили в школу!". Он из России привёз жену. Он мне ставил палки в колёса. Чехи меня продвигали вперёд, а бывший друг был против меня. Я был популярен, даже мне дали хорошую квартиру.

- Из армии вас "ушли" в 1948 году, но в тюрьму не попали. Были у вас проблемы с прошлым?

Никто мне ничего не говорил потому, что им была нужна моя работа. Я работал без какой-бы то ни было школы конструктором.

- Не было у вас проблем даже в 1945 году, когда СССР освободил Словакию?

С винтовками пришли ко мне милиционеры и сразу же отвели в русский штаб. Там был какой-то Виноградов, разумный человек. Милиционер ему говорил, что я сбил 35 советских самолётов. Виноградов меня спросил: "Ты военный лётчик?", я говорю: "Да". А он и ответил, что если я военный лётчик, пусть со мной решает что делать чехословацкий военный суд, что их это не касается. Тогда мы поехали в Мартин с ещё тремя, меня обозначили как "особый случай". Открылись двери и кто-то закричал: "Режняк!". Я вошёл туда, там сидел единственный человек, дал мне прочитать бумагу и сказал подписать. Я и подписал - там было всё в мою пользу. Обо мне постарался мой бывший командир, который после Словацкого восстания перелетел в СССР.

- Вы не участвовали в Словацком восстании в отличие от прочих лётчиков, которые воевали на восточном фронте. Почему?

Я тогда вернулся из Дании и был у столяра. Прибежал солдат, говорит чтобы я быстро бежал на аэродром. Там командир Галузицкий говорит, что идёт воевать против партизан. Я сказал, что не буду. Поэтому я и не был участником восстания. Они же потом перебежали на сторону партизан.

- Какое первое впечатление на вас произвела Россия?

Не могу описать, всё было гнусное, люди жили в развалюхах. Мы получили карту Майкопа, где он выглядел как Нью-Йорк - широкие улицы и всё такое. В действительности там не было ничего, сплошные дыры. Никаких дорог, когда шёл дождь, нам было жалко, но мы валили людям заборы и по них ходили.

- А как к вам относились люди?

Относились к нам хорошо. Они ненавидели собственную армию, были верующие и коммунизм у них всё взял. У нас там были наши священники и русские ходили к нам на службы.

- Была разница как относились к вам и немцам?

К ним относились относительно хорошо.

- Но ведь немцы там убивали и совершали преступления. Вы это видели?

Вроде там были повешены партизаны, но я не видел. Они обычно ночью зарезали несколько немцев и потом со стороны немцев это была месть. Немцы были интеллигентный народ.

- Где вы жили?

В тех развалюхах. Первую ночь, когда засыпал, по мне бегали мыши.

- Что вам говорили, когда вас отсылали в Россию?

Никто ничего не говорил, просто мы получили приказ и поехали. И не только мы, но и венгры, румыны и прочие.

- Был кто-то кто не поехал?

Это было невозможно.

- После войны коммунисты пытались извиниться за словацких лётчиков против СССР утверждением, что якобы сбитые самолёты придумывались, чтобы так выглядело перед немцами, но в действительности словацкие лётчики уклонялись от боя. Это так?

Это было невозможно. У немцев был хорошая система учёта. Если где был бой - знали об этом скорее, чем мы вернулись из полёта. Мы потом должны были всё описать. Было даже так, что только я вернулся, а сбитый самолёт уже был подтверждён. Раз у меня даже была победа без единого выстрела - в тумане русский врезался в землю, я сам с трудом спасся.

- Вы встретили когда-либо сбитого вами пилота?

Нет, но раз в Краснодаре в школе лётчиков мы видели где-то 30 сбитых русских. Мы им носили всё что было надо, они страшно боялись, но мы им говорили, что это лишь пропаганда, что их не будут мучать.

- Были дезертиры с советской стороны?

Один раз приземлился один в Анапе из выскочил из самолёта около нас. Выскочил из кабины и сразу говорит, что хочет воевать вместе с нами. Немцы его допрашивали. Было лето, а он там сидел в длинных кожаных рукавицах. Я не понимал зачем, но потом осмотрел самолёт изнутри и сказал, что он - герой, что вообще летал на таком самолёте. Я посидел в самолёте и у меня были все руки в крови, поэтому были рукавицы, там торчало чёрт знает что. Покрышкин потом в своей книге написал, что якобы он заблудился с новеньким самолётом когда летел с завода. Это неправда, специально перелетел к нам.

- Вы были успешным лётчиком. Не использовали вас после возвращения с фронта для пропаганды? Вы встречались с Йозефом Тисо?

С ним нет. Я встретился только с депутатом Мондоком, который потом сбежал с Тисо в Австрию. Ему удалось потом убежать.

- Хотели вас политически использовать?

Нет

- Какими были людьми немецкие лётчики?

У нас были отличные отношения. Командиром был Дитрих Храбак, это был 100-процентный человек. Пять лет назад я ему написал, что помню один полёт, когда мы сопровождали немецкие бомбардировщики. Это было где-то 15 минут, потом я сказал Йозефу Штаудеру, что идём на вольную охоту. Он мне ответил, что у него неполадки и я летел сам. Мы были на русской стороне. Русские истребители мы называли индейцами, я оглянулся не увидим ли кого. И увидел четыре точки. Увидели меня, подумал, что один из них сейчас спикирует на меня. Я уже приготовился стрелять, а потом вижу, что это Мессершмитт, так я не стрелял. Потом я приземлился, у самолёта остановилась машина командира, вышел Храбак, я подумал, что будет ругаться, но он пожал руку и сказал мне, что я держался хорошо в воздухе. От этой похвалы у меня была такая радость, как будто я сбил 10 русских.

- О русских говорили, что это были плохие лётчики

Были между ними и слабые, были и сильные. Один русский мне показал такой манёвр, что я не мог поверить своим глазам.

- Говорят, что это был сам Покрышкин

Не знаю. Навстречу нам летело двое русских. Их ведущий стрелял в моего друга, я говорю сам себе, что сейчас его собью, опыт уже был, я знал что делать. Но пушка отказала, а он сразу сбавил газ и ждал, когда я его опережу. Это был опытный лётчик, но мне удалось сбежать.

- Когда вы вернулись с востока опять в Словакию, ваша 13-я эскадрилья к неудовольствию немцев не отражала американские налёты, что вроде как вы готовились перейти к партизанам.

Кто знает, там были сотни американских истребителей, нас было восемь. Если бы мы напали, это было бы самоубийство.


- Но в конце концов вы всё-таки повоевали против них и закончилось это катастрофой

Я сидел в самолёте, который был потом сбит. Мой друг Зеленяк мне говорил, чтобы я его пустил в самолёт. Я сбегал ещё за командиром, который мне сказал, чтобы я его пустил. Когда улетели, я сел в неисправный Мессершмитт, включил радио и слушал как идёт бой. Командир Галузицкий стоял около меня и спрашивал что нового. Я знал, что у них нет шансов. Галузицкий хотел запретить вылет, но это было невозможно. Зеленяка сбили у Горной Стреды. Я видел как за ним гналось три Лайтнинга. Сел на поле, поломал себе позвоночник и стал инвалидом. Через 10 лет умер.

- После войны не было вам жалко, что воевали против СССР?

Никогда таких мыслей не было. Когда мы там были, мы воевали против отцов и сыновей тех людей, а тем не менее мы им нравились. Потом я жил в лучшем доме, та женщина звалась Люда, у неё был муж майор в Красной армии. Когда я у неё жил, у неё были сплошные выгоды, она ценила, что живём у неё.

- Но ведь вы могли убить её мужа!

Ей это даже не приходило в голову, ничего такого не говорила.