13-я база | Пирс | Ангар | Библиотека | Радиорубка
Глава XVIII (начало) | Содержание | Часть III
Снаряды еще рвались на высоте их полета фашистские зенитки не могли так быстро менять расчеты на стрельбу.
Самолеты пикировали одновременно, идя друг за другом.
От первого отделились черные продолговатые предметы. Два, четыре... Мгновение они продолжали путь самолета, потом стали круто забирать к земле.
Полбин сбросил бомбы. В том же невидимом пункте неба, отмеченном только стрелкой секундомера на приборной доске, сбросил такую же серию бомб Ушаков.
Над освещенной косым солнцем степью поднялся гигантский столб черного дыма. Он рос в вышину, расширялся, становясь похожим на крону гигантского дерева, ствол которого содрогался от ударов, бушевавших у основания.
Баки с горючим взрывались один за другим, и новые волны черного дыма поднимались кверху. Высоко в небе вытягивалось неподвижное темное облако.
Дым мешал видеть. Полбин крикнул:
Виктор! Идешь?
Иду! в голосе было торжество.
Должно быть, даже Ушаков понял, что сделанное ими выходит за пределы оценки "нормально".
В шлемофоне Полбина раздался шорох. Голос Звонарева;
Молодец, старшина! Здорово дали! Давай выбираться домой...
Теперь встала новая задача: уберечься от огня зениток, уйти от "Мессершмиттов", которых немцы, вероятно, уже вызвали.
Зенитные снаряды рвались справа и слева, под самолетом и над ним. Чаще всего, чтобы увернуться от попаданий, нужно было итти прямо на разрывы. Полбин делал это, и Ушаков неотступно следовал за ним.
Факин сидел спокойно. Прижавшись щекой, к стенке кабины, он смотрел, как за стеклом плясали пушистые шарики, как они лопались, сверкнув огнем, и уносились ветром. Факин думал, что самолет подобен сейчас тому человеку на цирковой эстраде, которого поставили к доске и бросают в него ножи. С коротким стуком ножи втыкаются в доску вокруг его головы. Но тому человеку легче: в него могут попасть по ошибке, возможность которой ничтожно мала, а здесь все наоборот.
Внезапно зенитный обстрел утих. Значит, где-то появились немецкие истребители.
Слева сзади "Мессеры"! крикнул Васюк, и будто в ответ ему заговорил Звонарев; он говорил, растягивая слова, "леденящим" голосом:
Вижу вас, канальи, давно вижу. Полбин, идите домой. Я их свяжу боем. Оба идите домой!..
В настойчивости, с которой Звонарев требовал ухода "Петляковых", Полбин почувствовал невысказанное: "Спасайте свои жизни! Вы заслужили это право, боевые товарищи, вы уже сделали самое главное, самое опасное!"
Полбин осмотрел заднюю полусферу. "Мессершмитты" вынырнули из-за черного облака дыма и косо летели с набором высоты. Их было много, больше, чем "Яковлевых".
Можно было последовать совету Звонарева, дать полный газ и, увеличив скорость за счет снижения, уйти от преследования. Близилась темнота, на обратном маршруте едва ли встретятся вражеские истребители.
"Нельзя, сказал себе Полбин. Надо драться."
Не только боевой азарт подсказал ему это решение. Пулеметы были у него, у Факина, у Васюка. Столько же огневых точек на самолете Ушакова. Пусть сунется нахальный "Мессер"...
Виктор, позвал Полбин. Держись плотнее, будем драться.
Он положил самолет в вираж. Моторы работали ровно, спокойно.
Между тем "Яковлевы" завязали бой. По небу, синева которого все более сгущалась, потянулись пулеметные трассы. В наушниках Полбина раздались голоса торопливые, яростные, ласковые:
Вася, Вася, берегись! Берегись, "Мессер" в хвосте! Тяни на себя, сейчас я его срублю!
Бей левого, бей по крестам!
Прикрой хвост! Прикрой, иду в атаку!
И опять прорвался голос Звонарева:
Полбин! Ваня-а! Иди, тебе говорю, управимся сами!..
Клубок дерущихся двигался на восток. "Мессеры" наседали, но явно без веры в успех. Солнце садилось. Вверху, в небе, было еще светло, а землю уже закрыла темнота. Немцев, должно быть, беспокоила мысль о посадке в сумерках. Они нападали осторожно, огонь открывали с больших расстояний, и он не мог быть метким...
И вдруг один самолет задымился, нелепо подпрыгнул в воздухе, стал крылом к земле. Перевалившись па нос, он потянул за собой длинный черный хвост.
"Чей? Свой или чужой?"
Полбин не успел определить этого. Заработал пулемет Васюка. Тень самолета с обрубленными концами крыльев пронеслась над "Петляковым", и тотчас же "Мессер" отвалил в сторону.
Не лю-ю-бишь! почти удивленно закричал Васюк и с торжеством добавил: Одного наши срубили, командир!
Значит, пошел на землю "Мессер".
Это как бы послужило сигналом отбоя для фашистов. Прекратив атаки, они начали выравнивать свои боевые порядки и отставать.
Полбин! Не ушел? Оба целы? Звонарев уже не растягивал слов, он говорил торопливо, радостно.
Пойдем домой? спросил Полбин.
Теперь домой.
Самолеты садились при скудном свете "летучих мышей". Входные ворота на аэродроме были обозначены двумя кострами.
Разворачиваясь на свой аэродром, Звонарев сказал Полбину по радио:
Ну, друг, встречей я доволен. Приезжай завтра ко мне в гости, стукнем по колпачку.
"Колпачком" называлась металлическая крышечка от термоса, с успехом заменявшая собой бокалы и рюмки.
Звонарев лихо сделал "горку", повторенную всеми его истребителями, и улетел.
Полбин приземлился первым.
На стоянке его ждал полковник Васильев. Он схватил Полбина за парашютные лямки, привлек к себе и обнял:
Поздравляю! От души поздравляю, подполковник! Так надо помогать пехоте. Именно так!
Он поздравил и Ушакова, пожал руки штурманам, радистам. Потом увлек Полбина к себе в "Шатер" докладывать по прямому проводу о выполнении приказа. Полбин должен был лишь сообщить детали: донесения о взрыве немецкой базы горюче-смазочных материалов уже поступили от советских пехотных частей. )
Идите отдыхать, подполковник, сказал Васильев, когда были даны ответы на все вопросы командующего. О вашем подвиге сегодня ночью будет знать Верховный!
Слово "подвиг" показалось Полбину слишком громким. Ведь сделано было только то, что нужно было сделать. Но эту мысль тотчас же вытеснила другая, яркая и волнующая: по бесчисленным проводам, начиная вот с этих, которые лежат в пыльной траве, пойдет шифрованная телеграмма. Застучат клавиши телетайпов, одеревеневшие от бессонницы связистки, прислушиваясь к ударам метронома, положат тонкие пальцы на черные пластины аппаратов "бодо", и в первых лучах московского рассвета Верховный Главнокомандующий прочтет с ленты доклад об уничтожении в пункте Морозовский материально-технической базы гитлеровских танковых частей. Прочтет и, отложив дымящуюся трубку, посмотрит на карту огромного фронта...
Идя по пыльной траве аэродрома, Полбин в такт шагам повторял одни и те же слова: "Служу... Советскому... Союзу! Служу... Советскому... Союзу!" Он был один в темноте на широком просторе летного поля, и только ветер срывал с его губ тихий шопот.
Около самолета Ушакова стояли и сидели люди. Полбин остановился, прислушался. Звонким голосом рассказывал Васюк:
Зенитка по нам как даст, как даст!.. он всегда говорил "по нам" вместо "по нас". Ну, думаю, Гриша, не видать тебе больше полтавских вареников! А Иван Семеныч выхватил ее из этой каши, да змейкой, змейкой... Гляжу рвутся справа, слева, а по нам ни один не ударил...
Бывает и хуже, но в редких случаях, спокойно вставил Факин.
Вмешался тенорок Пашкина:
Вы не говорите летчик хороший... Правильно, конечно, летчик, каких мало. Да дело-то разве только в этом? Голова ясная, вот что я вам скажу...
А кто спорит? обиделся Васюк.
И я не спорю, глупистика. Я только говорю, что с такой головой на плечах, знаешь, как высоко подняться можно! Люди тоже, как самолеты, каждый свой потолок имеет. Один на две тысячи, как конца ему и в стратосфере не видно. Вот попомните Пашкина бо-ольшим он командиром будет!..
Полбину не совсем по душе была наивная "потолочная теория" Пашкина, но выходить из темноты и вмешиваться в разговор не представлялось удобным. Решив поговорить с техником отдельно, он тихонько повернул в сторону и пошел к своему самолету.
В это время в небе раздался гул моторов. Полбин прислушался. На "Юнкерса" не похоже, звук ровный, без подвывания. Темный силуэт самолета закрыл одну звездочку, другую, и тотчас от него отделилась зеленая ракета. "Свой".
Это мог быть самолет Пресняка, закончившего ремонт на аэродроме истребителей.
Зеленая ракета поднялась со старта, издалека донеслась команда: "Зажечь костры!.."
Полбин вдоль стоянок побежал на старт.
Через несколько минут Пресняк посадил самолет. Увидев Полбина при слабом свете костров, которые уже затаптывали солдаты из стартового наряда, он подошел к нему.
Полбин выслушал доклад, поручил Воронину проверить качество ремонта и разрешил экипажу отдыхать.
Пресняк повернулся с той четкостью, какую позволяли тяжелые унты, цеплявшиеся за жесткую траву, и чуть не налетел на Файзуллина.
Вот, сказал техник, поднимая в правой руке тускло блестевший котелок, обед.
В левой руке он держал еще два котелка для штурмана и радиста.
Через час на аэродроме все затихло. Только не знавшие отдыха техники, прикрывая лампочки-переноски, готовили самолеты к утру.
Впереди было еще много сражений, предстояло испытать и радость победы и горечь утрат. На полях Сталинграда разгоралась невиданная в истории битва.
Наступило туманное утро девятнадцатого ноября.
В час позднего зимнего рассвета сталинградская земля загудела на много километров вокруг. В сыром воздухе, сотрясая его, раздавались могучие удары. Они неслись по степи, перекатываясь, отдаваясь эхом в лощинах и падях, в черных зарослях лозняка у берегов тихого Дона.
Поддерживаемые огнем артиллерии и авиации, перешли в наступление советские ударные группировки войск северная и южная. Они начали наступление почти одновременно. Северная прорвала фронт противника в районе среднего течения Дона у города Серафимовича, южная между Сталинградом и озером Барманцак. Разгромив фланги немецких дивизий, присосавшихся к Сталинграду, наши войска начали стремительно наступать в направлении на Калач городок на левом пологом берегу Дона.
Двадцать третьего ноября, на четвертый день наступления, обе группировки соединились в районе восточное Калача. Соединились, как две гигантские железные руки, объятия которых смертельны для врага.
Триста тридцать тысяч немецких солдат и офицеров с многочисленной техникой оказались в окружении.
Однако немецкое командование, понукаемое Гитлером, яростно требовавшим захватить Сталинград во что бы то ни стало, некоторое время все еще продолжало бесплодные наступательные попытки. Фашисты походили на жадную крысу, которая вцепилась зубами в лакомый кусок мяса и остервенело рвет его с крюка, не замечая, что дверца западни уже захлопнулась.
Спохватившись, гитлеровцы начали искать выхода. На помощь окруженным потянулись караваны транспортных самолетов, сбрасывая мешки с одеждой, баллоны с бензином, боеприпасы и продовольствие. Гитлеровское командование спешно сняло с пассажирских линий Берлин-Париж, Берлин-Рим и других всех наиболее опытных летчиков и поручило им помогать обреченным войскам Фридриха фон Паулюса. Но мешки и пакеты редко достигали цели. Не доходя до зоны нашего зенитного огня, смертельно боясь встреч с советскими истребителями, фашистские транспортники сбрасывали свои грузы куда попало. Мешки с "железными крестами", предназначенными Гитлером для подъема духа окруженных солдат, доставались немцам, которые уже находились в лагерях для военнопленных.
Фашисты попытались прорваться к окруженным армиям с юга, из района Котельниково. Но войска генерал-фельдмаршала Манштейна, стянутые на этом направлении, были разгромлены.
За короткий срок немцы потеряли сотни транспортных самолетов. Положение окруженных все более ухудшалось. К первому января немецкие танкисты съели весь конский состав румынской кавалерийской дивизии. Нигде не осталось кошек, собак, даже сороки не залетали в район окружения.
Восьмого января представители Ставки Верховного Главнокомандования Советской Армии предъявили окруженным германским войскам ультиматум, предлагая им сдаться, чтобы избежать напрасного кровопролития.
Фашистское командование отклонило этот ультиматум.
Десятого января, в восемь часов пять минут, с высоты, на которой находился наблюдательный пункт представителя Ставки Верховного Главнокомандования, взвились ракеты. Тотчас же по всей радиосети был передан приказ: "Огонь!" Забушевал артиллерийский огонь, звуки разрывов наполнили воздух.
Началось расчленение окруженной группировки и уничтожение ее по частям.
Тридцать первого января была пленена южная группировка немцев, второго февраля капитулировала и северная группа. Было захвачено свыше 91 тысячи пленных, из них было более 2500 офицеров и 24 генерала. Последним вышел из своего убежища под развалинами универмага генерал-фельдмаршал фон Паулюс.
Великое сражение под Сталинградом закончилось.